II. ВЕЛИЧАЙШАЯ ДУХОВНАЯ СИЛА В МИРЕ
3. Небывалые изменения, причиною которых явился Коран.
В сущности, то перерождение, что произошло благодаря Священному Корану, просто не с чем сравнить во всей истории мира. Не было на свете реформатора, который, во дни земного пути своего, добился бы настолько полного преображения жизни целой нации. Когда Коран появился, арабы поклонялись идолам, камням, деревьям, кучам песка – и вот миновала лишь четверть века, даже меньше, а служение Единому Господу утвердилось по всей стране, язычество же повсюду было искоренено. Коран заменил религией, рациональнее которой не мог себе представить мир, полностью вытесненные им суеверные представления. Араб, который доселе невежеством своим гордился, устремился, будто по мановению магического жезла, всей душой своей к науке и жадно припал к тем источникам познания, что были открыты ему. Этот результат был вызван непосредственно воздействием Корана, который не только то и дело апеллирует к разуму, но и утверждает, что жажда знания в душе человеческой неутолима, ведь самому Пророку указано в нём молиться: «Господи! Приумножь мои знания» (20:114). Коран не просто избавил арабов от их пороков и положил конец распространённой среди них открытой безнравственности; он вдохновил их на свершение лучших и благородных деяний, зажёг в сердцах желание служить этими деяниями. Искоренены были обычаи заживо хоронить дочерей и жениться на мачехах, в прошлое ушла половая распущенность; их сменило одинаковое отношение к потомкам как мужского, так и женского пола, равно как и справедливость – в том, что касается прав на наследство, – отца и матери, сына и дочери, брата и сестры, мужа и жены; реальностью стали строгая сдержанность в отношениях между полами, а также придание значительной ценности высоконравственному характеру интимной жизни и женскому целомудрию. Пьянство, что было в Аравии распространено с незапамятных времён, прекратилось – и потому даже кубки, из которых пили вино, и сосуды, в которых хранили его, исчезли из обихода. Наиболее же важной следует считать перемену, коснувшуюся отношений, что существовали меж разными элементами того этноса, который населял Аравию: от бесконечной, непрекращающейся войны, приведший страну на край гибели, «на край Огненной пропасти» (3:103), как сказано – прекрасно и коротко – об этом в Коране, Аравия, земля тех, кто пребывали во вражде и раздоре, перешла к состоянию державы, где возник народ, Кораном сплавленный воедино, народ, исполненный жизненных сил и рвения; и рушились величайшие царства, не способные противостоять победному шествию этого народа, как карточные домики – перед лицом реальности, которую представляла собой новая вера, которой удалось бы пробудить к жизни настолько новой приверженцев своих в отношении столь существенном – ведь имевшие место изменения коснулись всех буквально областей человеческой деятельности; перемены произошли в судьбе личности, семьи, общества, нации, всей страны; пробуждение было как материальным, так и моральным, как интеллектуальным, так и духовным. Коран произвёл переворот в самой природе людской: благодаря ему, удалось достичь высочайших вершин цивилизации человеку, который недавно лишь пребывал на дне бездны, в глубинах падения. Невероятно короткие сроки понадобились для того, чтобы преображение это, вызванное к жизни появлением Священной Книги, стало действительностью; а ведь целые столетия реформаторской деятельности, истёкшие ранее, не дали никаких результатов! Даже историки, которые не исповедовали Ислам, а порою относились к Исламу просто враждебно, засвидетельствовали в своих работах уникальный характер этого преображения. Приведём несколько отрывков:
«Мекка и весь Аравийский полуостров находились в состоянии духовного оцепенения с незапамятных времён. Иудаизм, христианство, учения философов – всё это оказало на арабскую мысль влияние самое незначительное и недолговременное, вызвало лишь робкую рябь на зеркале воды тихого озера; а в глубинах же всё пребывало в неподвижном спокойствии. Народ погряз в суеверии, в жестокости и в пороке. (…) Грубое идолопоклонство было их религией; тёмный языческий ужас перед незримом – их верой. (…) В этом жалком состоянии пребывать продолжала безжизненно Мекка всего лишь за тринадцать лет до хиджры. Какие изменения произошли за эти тринадцать лет! (…) Давно уже тревожила слух мединцев истина иудеев; но лишь волнующие дух речения арабского Пророка прервали их дремоту и побудили обратиться к новой, достойной жизни» (Мюир, «Жизнь Магомета», гл. 7).
«Трудно было б найти народ, более разобщённый, и вот – случилось вдруг чудо! Явился человек, который благодаря как личным свойствам своим, так и утверждению, что ведёт он путём, указуемым Господом, буквально совершил невозможное – а именно, объединил все эти воюющие группировки» («Всё про Месопотамию», стр. 99).
«И всё же, поистине можно утверждать, что никакой истории не дано похвалиться событиями, которые поражали бы воображение сильнее, или были бы более невероятны сами по себе, чем те, что имели место в жизни первых мусульман, это утверждение сохраняет свою справедливость и тогда, когда размышляем мы о самом Великом Вожде или о министрах его, людях блистательнейших, и тогда, когда взираем на доблесть, добродетель и чувства, которыми движимы были как военачальники, так и простые воины» («Жизнь Магомета» графа Булэнвилье, стр. 5 английского перевода).
«Ничего удивительного нет в том, что даже лучшим арабским писателям не удалось создать произведения, по достоинствам своим сравнимого с самим Кораном» (Палмер, «Введение к английскому переводу Корана», стр. 4).
«Это единственное чудо, на совершение которого претендовал Мухаммад, – он называл его непрерывным своим чудом – и чудом это, в самом деле, является» (Босворт Смит, «Жизнь Мухаммада»).
«Никогда ещё не удавалось какому-либо народу прийти к цивилизации – к тому уровню, которого достигала она в данный момент в развитии своём, – за срок более короткий, чем тот, что понадобился ведомым Исламом арабам» (Гиршфельд, «Новые исследования», стр. 5).
«Корану нет равных ни в том, что касается силы убеждения, ни в относящемся к сфере красноречия, ни даже в области композиции» (Гиршфельд, «Новые исследования», стр. 8).
«Он явился также косвенною причиной необычайного расцвета, характеризовавшего все области научного знания в мусульманском мире» (Гиршфельд, «Новые исследования», стр. 9).
«Так что достоинства его как литературного произведения следует, по всей очевидности, оценивать, руководствуясь отнюдь не заданными какими-либо критериями субъективно-вкусового и чисто эстетического характера; мерилом должна тут быть лишь сила воздействия, оказанного на современников Мухаммада и на его соотечественников. Столь велики были мощь и убедительность его обращения к сердцам слушателей своих, что единым целым, сплочённым и превосходно организованным, сделались те, кто ранее были разобщены и друг другу враждебны, единым целым, одухотворённым идеями несравнимо более высокими, чем доминировавшие в сознании арабов прежде; и потому красноречие его следует признать совершенным – ведь из диких племён создал он цивилизованный народ и в старую ткань истории воткал новую нить» (Д-р Стейнгасс, «Коран» – статья в «Словаре Ислама» Хьюза).