IIII. ЧИСТОТА КОРАНИЧЕСКОГО ТЕКСТА
1) ВСЯКИЙ ИЗ ФРАГМЕНТОВ СВЯЩЕННОГО КОРАНА ЗАПИСЫВАЛСЯ ВСЛЕД ЗА НИСПОСЛАНИЕМ ЕГО.
4. Писцы Пророка.
Свидетельство Усмана подтверждается тем, что узнаём мы из других источников высочайшей авторитетности. Так, в исследовании Бухари – в разделе, носящем название «Переписчики Пророка», – повествуется вот что: «Когда был ниспослан стих ла йастави-л-ка идун… (4:95), Пророк (да будет с ним мир и благословение Аллаха!) сказал: «Приведите ко мне Зейда, и пусть принесёт он дощечку и чернильный прибор». Затем сказал он ему (Зейду): «Пиши – ла йастави…» (в откровении нисшедший стих)» (Аль-Бухари, «Аль-Джами аль-Муснад аль-Сахих», 66:4). Согласно другому сообщению, что приводится в том же разделе, Абу Бекр послал за Зейдом и сказал ему: «Доводилось тебе записывать откровения для Посланника Аллаха (да будет с ним мир и благословение Аллаха!)» (Аль-Бухари, «Аль-Джами аль-Муснад аль-Сахих», 65:9, 20). Наряду с Зейдом, которому принадлежит честь записи подавляющего большинства тех откровений, что явлены были Святому Пророку в Медине, упоминаются и многие другие: некоторые из них облекали в письменную форму ниспослания мекканские, иные же – в отсутствии Зейда – и мединские. Среди них – Абу Бекр, Умар, Усман, Али, Зубейр ибн Авам, Абдалла ибн Сад, Халид и Абан, сыновья Саида, Убайи ибн Каб, Ханзала ибн Раби, Муайкаб ибн Абу Фатима, Абдалла ибн Аркам ибн Шурахбиль и Абдалла ибн Раваха (Ибн Хаджар Аскалани, «Фатх аль-Бари фи Шарх Сахих Бухари», т. IX, стр. 19). Утверждают, что сорок два человека из сподвижников Святого Пророка выполняли для него работу писцов. Столь велико было значение, придававшееся немедленной записи откровений вслед за ниспосланием их, что даже при таком исторически важном событии, как бегство Пророка из Мекки в Медину, не были забыты перо, чернильный прибор и всё остальное, нужное для письма; взято это было в дорогу среди предметов первой необходимости. В писцах недостатка не было; заключить это можно хотя бы из того, что помимо Священного Корана записывалось и многое другое. Некоторые из соратников Святого Пророка облекали в письменную форму различные его речения, которые, как правило, передавались лишь устно (Аль-Бухари, «Аль-Джами аль-Муснад аль-Сахих», 3:39). Писались, по распоряжению Святого Пророка, письма, адресованные владыкам разных краёв (Аль-Бухари, «Аль-Джами аль-Муснад аль-Сахих», 64:84). Перемирие в Худайбийи тоже было зафиксировано письменно (Аль-Бухари, «Аль-Джами аль-Муснад аль-Сахих», 54:15). Велась также переписка с иудеями – на иврите (Аль-Бухари, «Аль-Джами аль-Муснад аль-Сахих», 94:40). Читать и писать умели не только мужчины; обучены были этому мастерству и женщины. Из жён Пророка по меньшей мере двум, Аише и Хафсе, было известно искусство чтения и письма, как сообщают об этом многие авторитетные источники. Не надо, впрочем, думать, что лишь сподвижники Пророка умели писать или что они только были создателями свитков Священной Книги. Эти люди выполняли функцию писцов при самом Святом Пророке. Многие же другие переписывали текст Корана для себя.
Кроме этих сообщений – из которых можно совершенно определённо установить, что всякий стих Священного Корана записывался непосредственно вслед за тем, как являлся он в откровении, – существует великое множество рассказов, подтверждающих такое заключение косвенным образом. Передают, к примеру, следующие слова Святого Пророка: «Не записывайте за мною ничего, кроме Корана» (Ибн Хаджар Аскалани, «Фатх аль-Бари фи Шарх Сахих Бухари», т. IX, стр. 10). Такое указание (а сделано оно было, дабы предотвратить смешение текста Священной Книги с какими-либо посторонними ей речениями Святого Пророка) имплицитно удостоверяет факт существования Корана в письменной форме. Этот вывод подтверждается также и следующим обстоятельством: запись некоторых хадисов была всё же позволена – но в тех лишь случаях, когда не являлась реальной опасность какой бы то ни было путаницы, могущей произойти по вине писцов (Аль-Бухари, «Аль-Джами аль-Муснад аль-Сахих», 3:39).
Из повествования Ибн Хишама про то, как обращён был Умар, можно почерпнуть данные, свидетельствующие о широком распространении свитков разных глав Священного Корана в среде тех мекканцев, которые были среди первых из тех, что приняли Ислам. Однажды Умар, сжимая рукоять обнажённого меча, вышел из своего дома, дабы умертвить Святого Пророка. По дороге узнал он, что собственная его сестра и шурин исповедают втайне Ислам. Обратил он тогда стопы свои к дому сестры. «В то время находился там третий, Хаббаб, и была у него с собою книга, в которой Та Ха (глава двадцатая Священного Корана), и обучал он ей сестру Умара и её мужа. Когда заметили они, что подходит к дому Умар, затаился Хаббаб в углу, а Фатима, сестра Умара, взяла книгу и спрятала её. Но Умар находился уже столь близко, что успел он услышать голос Хаббаба, произносившего слова Священного Корана. И потому первый вопрос, который задал он, переступив порог, был о том, что читали они. «Ты ничего не слышал», – ответили они. И сказал он: «Да, слышал я, и говорили мне, что следуете вы за Мухаммадом в вере его». Тут бросился он на шурина своего Саида, сына Зейда. Кинулась сестра его к нему, чтобы защитить мужа своего, и тяжело была ранена в драке. И сказали тогда Умару сестра и шурин, что и вправду перешли они в Ислам и что волен он поступить, как пожелает. А Умар, когда увидел он сестру свою в крови, раскаялся в том, что содеял, и попросил её, чтоб дала ему книгу, которую читали они, дабы узрел он воочию, что принёс им Мухаммад. Сам умел Умар и читать, и писать. Услышав, что требует он, выказала сестра его страх – как бы не уничтожил он книги. Умар же дал ей слово своё и идолами своими поклялся, что вернёт ей том, со вниманием прочитав его. Тогда поведала ему сестра, что он – мушрик (т.е. тот, кто ложных божков ставит наравне с Господом), а потому нечист, и что запрещено ему касаться Корана, ибо есть там стих, согласно которому никто, кроме чистых, притрагиваться к Священной Книге не должен. И совершил Умар омовение, а сестра его вручила ему книгу, в которой была ззаписана Та Ха. Прочитал Умар часть её, и пришёл в восхищение, и выказал он благоговение перед книгой этой. Тогда Хабба, видя расположение его к Исламу, попросил Умара принять Ислам» (Ибн Хишам). Столь длинная цитата из весьма пространного повествования об обращении Умара понадобилась нам для того, чтобы послужить избавляющим от последних сомнений доказательством широкого распространения в среде верующих свитков Корана ещё на заре нового вероисповедания; Та Ха ведь – одно из ранних откровений, дарованных в Мекке.
Порою можно встретить следующее утверждение: такого рода истории показывают лишь, что некоторые главы, и в самом деле, были записаны, свидетельств же того, что весь Священный Коран, всякий его стих, был зафиксирован письменно, не найти. Подобный аргумент является ложным. Ведь упоминается в приведённом рассказе 20–я глава (т.е. факт существования её в письменной форме ещё до обращения Умара) не потому, что этой именно главе придаётся особое какое-то значение, и не потому, что повествователь в ней, и только в ней, видел что-то совершенно исключительное. Делается это походя, в рассказе на совсем другую тему, так что важна для нас эта история лишь с точки зрения описания тех поступков, что стали определять повседневную практику, вошли в обыкновение у Святого Пророка и других мусульман на заре Ислама. Даже если бы не было, кроме этой истории, никаких иных свидетельств существования Корана в письменной форме, то и тогда можно было бы сделать вполне обоснованный вывод: части Священной Книги, ниспосланные к этому времени, были зафиксированы письменно, а это значит, что откровения записывались, что представляла собою такая запись нечто принятое. Сам феномен наличия 20–ой главы в письменном виде, а равно и то, каким образом и для чего использовалась рукопись в семье сестры Умара, позволяет понять, что точно так служили верующим, наряду с этой главою, и прочие. Общеизвестен был и запрет касаться священных записей руками нечистыми.
Сделанный выше вывод подтверждается также следующим сообщением: «Не дозволено было нам отправляться во вражеские края, при себе имя Коран» (Аль-Бухари, «Аль-Джами аль-Муснад аль-Сахих», 56:129). Слова эти демонстрируют со всей очевидностью, что число свитков Корана было чрезвычайно велико, а запрещение мусульманам брать их с собою в страну врагов вызвано было опасением – как бы ни попали свитки эти в руки тех, кто способны, движимые злобой, пренебрежительно с ними обойтись.